Атомный ГУЛАГ

Только через месяц после проведенного в СССР испытания первой атомной бомбы президент США Гарри Трумэн объявил, что патрульные самолеты, летавшие вблизи границ Советского Союза, обнаружили в воздухе наличие радиоактивных частиц. Сказано это было перед самым открытием Генеральной ассамблеи ООН. Трумэн рассчитывал загнать в тупик советскую делегацию и тем самым надеялся, что она признается в наличии атомного оружия в СССР.
Но не тут-то было. В ответ он получил заявление ТАСС:
“В Советском Союзе, как известно, ведутся строительные работы больших масштабов — строительство гидростанций, шахт, каналов, дорог, которые вызывают необходимость больших взрывных работ с применением технических средств. Поскольку эти взрывные работы происходили и происходят довольно часто в разных районах страны, то возможно, что это могло привлечь к себе внимание за пределами Советского Союза”.
Зная, что американский президент на этом не успокоится, официальную позицию СССР на ассамблее было поручено озвучить Полномочному представителю Андрею Януарьевичу Вышинскому.
И он озвучил. Бывший генеральный прокурор страны хорошо разбирался в тонкостях общения с политиками. Об атомной бомбе он так и умолчал, хотя намекнул, что она уже давно секретом не является. А те следы, что обнаружены в атмосфере, действительно от мирных взрывов. Он сказал, что “подобные взрывы будут позволять прокладывать каналы, добывать полезные ископаемые”, и призвал американскую сторону последовать примеру его страны.
Символично, что о мирных ядерных взрывах первым заговорил именно Вышинский. Вдохновитель ГУЛАГа, бывший прокурор — палач готов был к выполнению новых грандиозных дел и, как всегда, любой ценой.
Программа применения ядерной энергии в мирных целях “успешно” претворялась в жизнь чуть больше двух десятков лет. “Созидательная” часть была построена по довоенной схеме ГУЛАГа. Нужен завод стране — будет, необходим канал — сделаем… За ценой не стояли, расплачивались людьми.
В те годы раскрепощенная ядерная наука не знала удержу. Ей дозволялось все. Военную составляющую наглухо засекретили, но надо же было показать миру достижения в области освоения атома. Вот и приналегли на мирное использование атомной энергии. Нельзя отрицать, были грандиозные достижения в этой области. Но, как водится, были и отклонения. Все идеи шли в дело и тут же облекались в форму эксперимента.
Придумали, скажем, ученые новую методику борьбы с внезапными выбросами газа на шахтах. В основе ее был атомный взрыв. Он должен выдавить метан из угольного пласта, и после этого шахтеры могли без опаски работать. За экспериментом дело не стало. Все технические подробности его тут же засекретили и дали ему условное название “Клеванж”.
В донбасском городе Юный Коммунар присмотрели для его проведения подходящую шахту, где уголь добывали с километровой глубины. Шахта была из опасных, здесь часто случались взрывы метана. Было даже подсчитано, что за каждый миллион тонн угля шахтеры расплачивались пятью человеческими жизнями.
Обезопасить труд шахтеров — дело благородное. Голоса ученых, заявивших о том, что густонаселенный Донбасс не место для такого эксперимента, не были услышаны. Не вняли и другим предупреждениям: о возможной деформации шахтного оборудования. Кто мог остановить благородный порыв ученых, стремившихся сделать добро шахтерам? Рванули. Через восемь часов (!) после взрыва люди отправились в шахту и приступили к работе. Ни о каких средствах защиты и речи не было.
Через полгода на шахте произошла катастрофа — взрыв метана.
“Как же так?!” — спросили шахтеры и только через двадцать лет получили заключение, в котором говорилось:
“Целью эксперимента была не борьба с выбросами газов, а лишь подтверждение или опровержение имеющихся технических предпосылок возможного предотвращения выброса угля или газа путем воздействия на выбросоопасные угольные пласты мощными волнами камуфлетного взрыва”.
Проще говоря: “Извините, ребята, мы попробовали, но ничего не получилось”. А то, что городское кладбище пополнилось очередной порцией шахтеров, умерших теперь уже от рака, — до этого науке дела нет. Она, как и искусство, требует своих жертв.
Недавно стала известна еще одна скрытая деталь этого взрыва.
Оказывается, в результате аэрокосмической съемки над эпицентром подземного взрыва обнаружено радиоактивное пятно.
Город Юный Коммунар стал в полном составе своих жителей одним из лагерей атомного ГУЛАГа. Экспериментальный “Клеванж” им еще будет аукаться и аукаться.
Рванули в Прикамье. Там проверялась сходная идея: с помощью взрыва хотели повысить давление в нефтеносных скважинах. Взрыв был огромной силы. Эффект потряс: один из очевидцев рассказывал, что собственными глазами видел, как река оторвалась от русла и на какое-то мгновение зависла в воздухе.
Взрывали осенью. Людей, как всегда, в расчет не принимали. Никто не подумал о приближающейся зиме. В результате взрыва было разрушено 2500 печей, вышли из строя тепловые магистрали.
Итог взрыва выразился в одной фразе отчета: “увеличение выхода нефти было незначительным”.
Только сейчас на месте этого взрыва сгребли зараженный грунт — 500 кубометров — и захоронили. До этого тридцать лет людям твердили, что все у них в порядке. Дозиметры в то время были таким же секретным прибором, как блоки пуска космических ракет.
Уже исчезли с земли вдохновители и организаторы атомного ГУЛАГа, но идеи, за которые они с остервенением взялись и стали претворять в жизнь, продолжали воплощаться. О них восторженно писали газеты, убеждая человека, что все это делается ради и во благо его. Вон, даже непокорный атом обуздали.
Может быть, мы несправедливы к ядерной науке и зря о ней вот так… Может быть, синдром обреченности ГУЛАГа и синдром опасности Чернобыля вызвали в нас какую-то мутацию ненависти к атому. А что, разве мы не имеем на нее право? Разве у нас нет для этого оснований?

прислал
Автор: Вячеслав Федоров
Фото: Николая МОШКОВА

На снимках:
Ещё один «мирный» ядерный взрыв. (Архивное фото).