Координаты:
47°51'49«N
48°1'6»E

посмотреть на карте

Из трех ядерных полигонов, где в советское время осуществлялись испытания, менее всего известен Азгир, он же Харабали. А между тем на нем в период с 1966-го по 1979 год было произведено 17 подземных взрывов на десяти технологических площадках глубиной от 165 до 1500 метров. Первый — на расстоянии в 1,5 километра от поселка Азгир, где на тот момент проживало 500 человек, он заставил поколебать почву 22 апреля 66-го.

Возьмем специальную карту. Горный массив Большой Азгир расположен в Западном Казахстане, почти на границе с Астраханской областью. Чтобы сориентировать читателя, поясню: этот участок примыкает к двум рекам — Ахтубе, в районе поселка Харабали, и матушке Волге. Мимо участка проходит Приволжская железная дорога. Станция Верблюжья находится от полигона на расстоянии 100 километров.

С геологической точки зрения массив имеет уникальную глубину залегания каменной соли — 10 километров до подножия платформы. Здесь, во всех трех соляных куполах, и проводились секретные испытания, в которых самое непосредственное участие приняли работники МСУ-24 треста «Гидромонтаж». Они сопровождались большой научной программой по использованию мощных взрывов в мирных целях, в частности, для изучения возможности создания камер-хранилищ для топлива и отходов ядерного производства. Дело в том, что каменная соль обладает уникальной непроницаемостью, она не изменяет своих свойств во времени. Образовавшиеся сухие полости могут существовать длительное время и, что привлекло специалистов и военных, использоваться в интересах атомной отрасли.

Одним из начальников участка на харабалинском полигоне был ветеран треста «Гидромонтаж» Анатолий Григорьевич Харыбин. К полигону он подбирался несколько лет.

— Зимой 1967 года, — рассказывает он, — я принимал участие во всесоюзном совещании буровиков в Москве, где представлял объединение «Саратовнефтегаз». Узнав о том, что в поселке Селятино есть закрытое буровое предприятие, заинтересованное в опытных специалистах, я приехал в МСУ-24. Здесь начальник отдела кадров В.М. Липатов познакомил меня с главным специалистом по бурению треста «Гидромонтаж» С.М. Гамзатовым, с которым у нас, естественно, как у нефтяников, нашлись общие знакомые по работе. После беседы я заполнил анкету и убыл домой, не придав этому особого значения. Однако в начале февраля 1970 года, когда я уже работал ведущим технологом Заволжского геологоразведочного треста, ко мне домой приехал заместитель главного инженера МСУ-24 Н.А. Щербань. Он передал просьбу Гамзатова о моем переходе в МСУ-24 — сначала на объект «Большой Азгир».

Наша справка

Соляной купол, форма залегания каменной соли в земной коре. Под влиянием тектонического давления пласты соли, обладающие высокой пластичностью, выжимаются вверх в виде купола или столба, приподнимая или даже разламывая и протыкая слои породы нас собой.

В 1966-1979 годах на территории Казахстана (бывшая Гурьевская область, а в настоящее время Денгизский район Атарауской области) на соляном месторождении созданы объекты для отработки ядерных взрывов (промплощадки А-1 — А-Х1, объект «Галит»). Цель: отработка ядерно-взрывной технологии создания подземных емкостей в массиве каменной соли.

Прибыв на место, Харыбин осмотрелся, ознакомился с положением дел на участке №2, где ему предстояло работать. Туда как раз только начало поступать оборудование для монтажа тяжелой буровой установки ЗД-61.

— После посещения полигона, я дал согласие о переходе на работу в МСУ-24. Однако, к сожалению, руководство геологоразведочного треста перевод мне не дало, а райком еще полгода не снимал с партийного учета. Так что льготы по выслуге лет я потерял, и мне в возрасте 31 года пришлось их зарабатывать вновь… В 1970 году на полигоне начались работы по созданию технических вертикальных скважин под ядерные взрывы. Специфика Большого Азгира — взрывы в пластах соли. Для чего?.. Создание герметичных полостей, предназначенных для хранения отходов атомной промышленности.

В период проведения подземных взрывов рассматривался вопрос о переселении местных жителей на центральную усадьбу совхоза «Балдудук». Однако в связи с малым объемом работ непосредственно на Западном Азгире этот вопрос решен не был. Не правда ли, чего мелочиться? Проведение же работ на Восточном Азгире никак не влияло на жизнь населения. Во всяком случае, так утверждалось.

Еще раз уточним. Подземные ядерные взрывы проводились в соляном массиве на глубинах от 160 до 1500 метров в вертикальных скважинах, в сочетании с мероприятиями по их герметизации это должно было полностью исключить выход первичных (аэрозольных) радиоактивных продуктов на дневную поверхность. Однако не все оказалось так, как рассчитывали. Люди из числа персонала атомного полигона хватанули дозы. Кто сколько…

Всего за пятнадцать лет работ в соляных куполах было образовано девять устойчивых полостей суммарным объемом 1,2 миллиона м. кб. без каких-либо изменений дневной поверхности в эпицентральных зонах. Лишь в одном случае (на площадке A-IX) образовалась провальная воронка диаметром 500 и глубиной до 1 8 метров, изолированная от полости взрыва. Согласно имеющимся данным, в одной из полостей на глубине до 1000 метров был захоронен радиоактивный грунт. В другой — «погребены» части механизмов и конструкций, всего около 200 кубических метров твердых радиоактивных отходов.

Ситуацию отслеживали, производили измерения содержания радионуклидов в почве, растительности, воде на территории промплощадок и в окружающих населенных пунктах. Такой контроль выполнялся как в ближайших кошарах с населением 10-15 человек (Мехтей, Балель, Мекул, Даукен, Шукыр и др.), так и в крупных населенных пунктах в радиусе до 70 км (Азгир, Батырбек, Балкудук, Суюндук, Харабали). На сей счет имеются подробные материалы о радиационных проявлениях по данным 150 научно-технических отчетов НПО «Радиевый институт имени В.Г. Хлопина».

Ситуация на промышленных площадках контролировалась и после 1979 года, благодаря чему имеются подробные данные по изменению радиационной обстановки на каждой «точке» в зависимости от проведенной на ней после каждого подземного взрыва технологической операции. В 1990 году были сняты детальные картограммы загрязнения промплощадок и территорий в радиусе 1 километра для уточнения объема работ по их дезактивации и определения качества рекультивации

В 1989-1994 годах силами специалистов из Арзамаса-16 все площадки были подвергнуты дезактивации и рекультивации. А закрыт полигон «Азгир» был в 1996 году. Несмотря на это, на месте бывших скважин радиоактивность наблюдается и по настоящее время. Установлено, что часть возникших полостей затопили подземные воды, и атомное загрязнение распространяется по водоносным горизонтам, расширяя площадь опасной территории для всего живого.

Согласно данным ученых из Казахстана, по многим показателям состояние здоровья жителей Азгира намного хуже соответствующих индексов у населения зоны Чернобыльской катастрофы. Растительность и дикие животные также пострадали. Так, например, из трех отстрелянных летом 1991 года сайгаков (первый — в районе промышленной площадки А-1, располагавшейся в 1500 метрах от поселка Азгир), — два оказались слепыми.

Собирая материал, я показала Харыбину эти неутешительные данные. Тот не удивился.

— А чего вы хотите, — заметил Анатолий Григорьевич. — Я пробыл начальником участка недолгое время. В феврале 71-го меня срочно вызвали с Большого Азгира в Селятино. По прибытии выяснилось, что мне нужно лететь на Новую Землю. Однако и того времени, что я пробыл в казахской степи, хватило, чтобы хватить дозу радиации. Многих их тех, кто работал вместе со мной, уже нет в живых. Вот вы спрашиваете, чем предохранялись люди, когда после взрыва проникали в образовавшуюся полость, чтобы забрать научные образцы? Да ничем. Рваной телогрейкой и спиртом. Конечно, хорошенько отмывались водой. Но разве этим можно защититься от радиации?

Вообще, информации о Харабалинском полигоне крайне мало. Но вот что удалось установить. При взрывах в технологических скважинах A-I, А-II и A-VIII произошло не соответствующее прогнозным оценкам истечение радиоактивных инертных газов, что сказалось на персонале. Оба случая были отнесены к нештатным радиационным ситуациям.

Сейчас в Азгире проживают 624 человека, в селе Асан — 537. Именно эти населенные пункты находятся в самой потенциально опасной зоне бывшего ядерного полигона. По оценкам специалистов, на многих технологических площадках, где уже проводились работы по ликвидации опасных очагов, радиация появилась вновь. На одной площадке вблизи населенного пункта начал проваливаться грунт, появились проемы и гроты. Значит, радиация будет распространяться дальше.

Как показывают пробы, вода в азгирских колодцах непригодна для употребления. Сами участники испытаний в течение 20 лет возили воду для приготовления пищи из более благоприятных мест. Зато коренное население поселков — и тогда, и сейчас — продолжает «утолять жажду» из местных источников, несмотря на строжайшие предупреждения санитарно-эпидемиологических служб. Вопрос только, откуда им брать другую, экологически чистую воду?..

Развитие цивилизации считается благом. Лично я в этом не уверена. Слишком высокую цену приходится платить человечеству, его коллективной душе за научно-технический прогресс. Слишком велики издержки. Вот и на ядерный алтарь принесены сотни тысяч жертв. И тех, кто погиб или умер, и тех, кто пока еще жив.

В 1954 году на Тоцком полигоне взорвали атомную бомбу. Ну, взорвали и взорвали. Однако этого показалось мало. 44 тысячи военных с противогазами вошли в зону поражения и овладели условной высотой в самом эпицентре взрыва. В этих учениях приняли участие 600 танков, 320 самолетов и другая боевая техника. Но мало кто знает, что несколько раньше аналогичный эксперимент провели Соединенные Штаты на своих военных. Наши решили повторить. Политические системы были разные, а подход оказался один.

Естественно, что никаких обследований из соображений секретности не проводилось. И тем более не сообщалось, что в ходе учений все получили облучение. Кто меньше, кто больше… Жить им оставалось всего ничего. Озерск и Чернобыль были еще впереди.

Руки с разной степенью поражения лучевой болезнью, ящики с противогазами, 1600 индивидуальных аптечек и 200 килограммов сухарей…

автор КП-Красноярск Татьяна ШОКАРЕВА — 16.11.2011



Нам нельзя говорить, где находится это бомбоубежище, давать его точные координаты. Впрочем, вряд ли это кому-то поможет: попасть в него просто так не получится. Нет, дело даже не столько в круглосуточной вооруженной охране объекта, на территории которого он находится. Вы его можете просто не найти в бесконечных постройках. А найдя, вряд ли справитесь с гидравлической дверью, даже не одной. А еще там сигнализация…

Впрочем, все, что там было интересного, мы сфотографировали и сняли на видеокамеру. Итак, видеоэкскурсия в самое укомплектованное убежище Красноярска.

Неприметная лестница ведет вниз. Здесь очень жарко – батареи шпарят. Металлическая дверь, за ней – еще одна, и вот он – вход в бункер. Убежище создано с расчетом на то, чтобы можно было здесь спрятаться во время химической атаки, техногенной катастрофы или любой другой беды.



Дверь выгнута полукругом – такая лучше сохранит тех, кто за ней успеет спрятаться, от взрывной волны. Бункер абсолютно автономен: вентиляция, водоснабжение, медикаменты, система очистки воздуха, несколько вариантов подачи электричества.

Итак, мы внутри. За нами с оператором неотступно следует специалист по гражданской обороне организации, которой принадлежит убежище. Обещает отвечать на вопросы и все показывать.



Сразу поражает площадь помещения – здесь около тысячи квадратных метров. Довольно темно. Лампочки светят тускло – экономия.

Пол выкрашен веселенькой зеленой краской. Еще свежая – нечасто тут топчутся люди.



В одном помещении – двухэтажные лежаки для людей. На первом этаже положено сидеть – по двое-четверо, в зависимости от габаритов сидящих. На верхней полке – место для лежания. Спать предполагается в случае ЧС по очереди. Да хоть вповалку, лишь бы в безопасности. На полке я, конечно, попробовала лечь. На верхотуру не полезла – страшно, конструкция немилосердно качается… В общем, уместилась я с трудом. Товарищам, чей вес перевалил за центнер, советую срочно худеть – мало ли, свалитесь с лежанки в случае, если лезть в такое убежище придется по причине жизненной необходимости…

Кстати, про жизненную необходимость. В убежище стоит несколько десятков (как бы не сотен) деревянных ящиков, забитых всевозможными противогазами. Один из «слоников» я примерила. Всунуться в него получилось лишь с третьего раза (что с меня, бабы, возьмешь). Волосы немилосердно тянуло резиновым намордником, стеклышки для глаз, на мой взгляд, посажены слишком близко и на немыслимом совершенно друг от друга углу. Клаустрофобия дала о себе знать. Хорошо еще, показали вовремя клапан, который в противогазе нужно освободить. Зато вот снять противогаз у меня получилось за полсекунды, да еще так красиво… Теперь я понимаю, почему во многих киношках про сталкеров показывают, как противогаз снимают, но не показывают, как его надевают. Ну никакой эстетики, чесслово.



Пока я возилась с противогазом, краем глаза заприметила валенки. Их тут тоже тыщи – на случай, если ядерный барабум придется на зимнее время года. Валенки – тяжеленные, подбиты резиновой толстенной подошвой (подозреваю, в таких по лужам кислоты прыгать можно). Размерчика своего я не нашла – все сплошь сорок шестой … На кого такие пошиты, на каких монстров, — возмущалась я, перебирая тяжеленные тапки. К ним, кстати, в шкафчике припасено средство от моли, целая коробка с аэрозолями.

Что ж, двигаем дальше. Иду по коридору и сталкиваюсь с тремя манекенами. Выглядят они жутковато. В комбезах, противогазах… Осторожно здороваюсь с ними. У женщины-медика на плече сумка. Внутри – книжка-инструкция, как вести себя при ЧС. Изучаю и кладу на место.



Медицинская комната. Скорее, это даже три комнаты: одна побольше, что-то вроде госпиталя – те же двухэтажные лежаки вдоль стен, стол посередине (для заседаний врачей, вероятно), есть даже маленькая трибуна с патриотичной надписью «СССР». Это ж каких годов мебель-то? А выглядит ничего, кстати, очень даже крепкая. На века раньше строили, это точно.

Одна из маленьких комнат в медпункте – осмотровый кабинет. Стоит кушетка, еще одна прислонена к стене в вертикальном положении (вип-места для привилегированных пациентов, вероятно). Стол для врача. Лекарства находятся в соседнем помещении. 16 коробок с индивидуальными аптечками по 100 упаковок в каждой. Все тщательно запаковано, на этикетке – дата изготовления. Свеженькие, полгода не прошло, хранить их можно до двух лет. Ни бинтов, ни чего-то еще из медикаментов я не нашла. Наверное, хорошо спрятаны.



Двигаемся дальше. Кухня! Коробки-коробки-коробки, этажерки завешаны белыми тряпками. Один из ящиков меня потряс надписью: «Сухари. 200 кг» (!) Двести! Килограммов!!! Трясу ящик. В нем пустота.

Смотритель убежища поясняет: продуктов тут нет. Зато есть несколько часов по регламенту, за которые положено в убежище перетащить провизию из кухни. Она находится на наземном этаже и продукты там всегда свеженькие. Хорошо, конечно, но лично я не уверена, что в случае бомбежки кто-то полезет в столовую с тележкой и притащит положенные 200 кило сухарей.



Да ладно с ними, сухарями.

Соседнее помещение полностью отдано под резервуары для воды. Их тут три. Один – 5 кубов, еще два – по три кубометра.

Пятикубовый – вода техническая, пожар тушить, руки мыть. Трехкубовые емкости отданы под питьевую воду. На каждой емкости стеклянная трубочка – смотреть уровень воды. Удобная штука, особенно если учесть, что цистерны задраны на полутораметровые подставки.



Чуть дальше расположены туалеты. Все логично – мальчикам – справа, девочкам – слева. Кстати, только тут замечаю небольшую несостыковку. В этом мрачном помещении много зеркал. Очень много. Буквально на каждой двери. Сопровождающий нас специалист поясняет – выбрасывать было жалко, в свое время от производства остались. Вот и применили. И глазу приятно, и зрительно пространство увеличивают.

В размышлении о том, приятно ли смотреть на свое отражение, когда над твоей головой идет бомбежка (не дай Бог, конечно), добираюсь до святая святых: технической комнаты. Здесь стоит система очистки воздуха. Толстенные трубы с фильтрами, какие-то приборы со стрелочками. На стене – инструкция. По ней даже чайник вроде меня запустит эту махину. Чуть дальше расположен дизель-генератор. Нещадно воняет соляркой. Бочки с нею рядом стоят, топлива хватит на неделю бесперебойной работы. Инструкция тоже, кстати, имеется.



Двигаемся дальше. В убежище есть и целый лекционный зал. Старенькие советские еще парты, разнокалиберные стулья. По самой последней партой – запасной выход. Это на случай, если все остальные двери завалит. Запасной выход – это и не дверь вовсе, а стена с уменьшенным количеством арматуры. Ее легче пробить. Повыше запасного выхода – картина маслом. Написана на большущей фанере метр сорок на два с половиной метра. В мельчайших подробностях на ней изображен разбомбленный город. Страшно. Очень правдоподобно.

В общем, я осталась под впечатлением от всего увиденного. Жаль, сухарей и тушенки в убежище не было. Иначе я б не отказалась в нем пожить пару дней…