Go to content Go to navigation Go to search

Есть же где-то смычка интеллекта с деньгами...

«Есть же где-то смычка интеллекта с деньгами…». Александр Привалов.

Разговор с человеком, который из политики ушел в бизнес, о
перспективах бизнеса и политики. «У нас был бурный зуд — попробовать». Недолгая пока биография Валерия Прохорова содержит уже
столько разнообразных сюжетов, что поговорить с ним, пожалуй, было
бы интересно любому нашему читателю. Родился он в Сыктывкаре, там же поступил на физфак
университета. А уже на втором курсе — это было в 1989 году —
университет выдвинул его кандидатуру в Верховный Совет Коми АССР.
Он выиграл выборы у четырех конкурентов, стал самым молодым в
республике парламентарием — и даже председателем парламентского
комитета по делам молодежи. Но за два года в политике, надо полагать,
изрядно разочаровался — и занялся бизнесом. Организовал с двумя
однокашниками фирмочку и принялся торговать, по его же собственным
словам, чем попало. Фирмочек таких было тогда, наверное, тысяч триста, но эта с
самого начала вела себя не вполне стандартно: «Там прибылей особых не
было, — рассказывает Прохоров. — На квартиру там никто не заработал
и на машину тоже. Только на мои поездки работали». На какие поездки?
А вот на какие. «Возникло естественное желание: поехать посмотреть мир, как
люди работают. У меня по работе в ВС контакты были политические. И я
просто звонил: можно посмотреть? Ездил, смотрел. Кое-где и мной
интересовались. Одна американская газета взяла у меня интервью: что
русские думают по поводу американской помощи России — как она
должна выглядеть? Я высказался на эту тему. Многим очень
понравилось. Контакты стали получаться. Мы выбрали одного человека
и стали с ним сотрудничать». Этот человек (имени г-н Прохоров не называл, да я и не
спрашивал) занимается производством нефтяного оборудования:
запорной арматуры, оборудования нефтескважин. Как-то с ним
подружились. Прохоровская фирма начала с ним работать, помогая ему
развивать бизнес в России. «В результате этой работы, — говорит Прохоров, — мы кое-чему
научились — и возникло желание самим попробовать». Тут-то они и
купили акции сыктывкарского завода «Орбита». И покупали не вслепую:
сотрудничали с этим заводом по кооперации, да к тому же Прохоров год
проработал там ведущим специалистом по маркетингу и перспективному
планированию. И завод это был самый что ни на есть типичный. Валерий Прохоров поясняет: «Завод планировался как военный,
говорят, что собирались выпускать какую-то хитрую керамику, которую
к началу перестройки еще не успели толком изобрести. Настроили цехов,
запустили только часть. С девяностого года строить перестали, завод
перебивался разношерстными заказами. Из 600 человек осталось
полторы сотни». И дела на заводе шли типично. «Не то что подворовывали, скорее
теряли, — отвечает Прохоров на банальный вопрос. — Выдали
конверсионный кредит предприятию, так вместо того, чтобы
законсервировать незавершенку, на эти деньги еще набили свай. Многие
объекты, за которые платился налог на имущество, практически
отсутствовали: были цеха, которые считались принятыми, а на них
вместо стен брезент висел. Ну и так далее — обычная ситуация. Именно
это и вызывало у нас такой бурный зуд — попробовать». Фирма скупила 32% акций завода (26% у республиканского
правительства, остальное распылено), собрали собрание и избрали совет
директоров. Прохоров стал гендиректором. С тех пор прошло немногим
более полугода — и вызывавшее «бурный зуд» впечатление, что если
закрыть очевидные дыры, то дело пойдет иначе, стало оправдываться:
«Тенденция за полгода проявилась. За счет того, что наладили бухучет и
вообще учет. За счет того, что начали снижать себестоимость. Но остался
замкнутый круг: чтобы предприятие начало функционировать, нужны
оборотные средства. А оборотные средства за счет внутренних ресурсов
получить практически невозможно, хотя стараемся — продаем, что не
нужно. А денег просить — никто не даст предприятию, показатели
которого шли вниз в течение семи лет. Спивающемуся человеку не
одалживают. И мы пытаемся без денег создать ситуацию, которая
позволяла бы потенциальному инвестору надеяться на возврат
вложенных денег». Прохоров с коллегами не собираются, приведя в порядок завод,
продавать свои акции — напротив, фирма уже готовится «если завод
заработает, смотреть и на другие предприятия отрасли». Сейчас «Орбита» жестко связана с помянутым американцем,
поскольку для самостоятельного выхода на рынок ей нужно получать
всяческие лицензии и сертификаты: «Мы у него на подряде. Он заключает
договоры, мы для него делаем оборудование. Он какую-то часть делает в
Америке, привозит нам, мы собираем или, наоборот, запчасти
отправляем в Америку и там собираем. Пока что мы в начале пути». Но
скоро работа выйдет на другой уровень: процедуры международного
лицензирования уже на ходу. Через несколько месяцев завод получит
право участвовать в серьезных конкурсах на поставку оборудования — и
рассчитывает заключать контракты уже от собственного имени. «Я стараюсь с властями не общаться». «Каковы отношения завода с региональными властями?» —
спросил я. Прохоров не счел вопрос интересным: «Нет мотивов для
общения с ними: с одной стороны, они мне не мешают, с другой стороны,
я у них денег не прошу. Я стараюсь с властями не общаться». «А вообще какие-нибудь враги у завода есть?» — «Пока нет.
Предприятие так и было выбрано, чтобы их не наживать, потому что
республика у нас не машиностроительная. Особого внимания к этому
заводу нет. Цеха не видны с улицы, и у большинства такое мнение, что
вроде и не работает завод. Информации про завод никакой. Откуда же
быть врагам?» «Как развиваются отношения с отечественными контрагентами?»
— «Обычно, как всегда. Построены на доверии, на доброй воле.
Деньгами, правда, с нами почти не рассчитываются, все больше бартер.
Но, если задержки бывают, мы друг перед другом извиняемся и друг
друга понимаем. По-человечески. К помощи правоохранительных и
антиправоохранительных органов прибегать, слава Богу, не
приходилось». «Странно это все-таки, говорю. Вы пытаетесь выйти на некий
цивилизованный уровень: сертифицируете производство, завязываете
контакты с инофирмами — и все это на фоне натурального хозяйства.
Можно ли, тремя ногами стоя в бартере, четвертой ногой вылезти в
цивилизованный рынок?» «Думаю, да. Вы ведь тоже физик, если не
ошибаюсь. Математик? Ну все равно — первый закон Ньютона знаете.
Существует система отсчета — у нас она вот такая. А бартер — что ж, все
равно в стране какие-то деньги есть. Я — оптимист, и мне не кажется, что
90 процентов денег контролируют мафиози какие-нибудь. Где-то есть
смычка интеллекта с деньгами. И с этими людьми при наличии мозгов в
голове можно договориться. Нам пока на этот уровень не удается зайти.
Но с теми людьми, которые на такой уровень вышли, я общаюсь. Я их
встречал». «Когда вы говорите об уровне, осторожно переспросил я, вы
имеете в виду масштаб бизнеса?» «Я имею в виду комфорт от бизнеса как
от работы. Есть молодые головастые ребята, которые смогли добиться
того, что практически инвариантны к системе…» Бывший математик не мог тут не сделать стойку — и я запросил
разъяснений по поводу инвариантности. Чтобы ее добиться, по мнению
Валерия Прохорова, «помимо обычных экономических знаний, помимо
харизмы конкретного бизнесмена нужны еще и гуманитарные технологии
какие-то». А признаки наличия всего этого, по Прохорову, очевидны:
«Если предприятие и его руководитель демонстрируют добрую волю;
умеют додумать для своего контрагента ситуацию взаимокомфорта;
нормально общаются с властями; не плодят врагов для того, чтобы себе
что-то доказать, — то бывает, что вот такие люди и прорываются к
нормальному бизнесу». «Возможен лавинный процесс». Прохоров считает, что число таких людей увеличивается:
«Правила игры тиражируются, люди общаются друг с другом — что-то
воспринимают, что-то сами додумывают. Плюс где-то фрагментарно
перестраивается система образования, где-то кому-то удается какие-то
новые вещи узнать, где-то кому-то удается выйти на потребителя с
деньгами, при этом перед хищниками не засветившись — такое тоже
бывает». Есть определенные рамки, за которые процесс не выходит: он
ограничен и размером бизнеса (если бизнес слишком мал — говорить не о
чем, если слишком вырастет — съедят), и возрастом бизнесмена («Лет до
сорока. Лично я старше тридцати пяти людей не видел, у которых все
нормально и с этикой, и с благосостоянием»). Тем не менее Прохоров
убежден: именно появление этих людей (мы с ним договорились называть
их «иксами», чтобы не подыскивать наспех подходящее определение) и
приведет к «трансформации всей системы». А пойдет эта трансформация
так: «Появятся центры кристаллизации, а потом возможен лавинный
процесс. Какая-то большая группа txt_quote_single_openиксовtxt_quote_single_close согласованно выступит — и
выдвинет лидера. И он уже будет слабо потопляем: капитал вроде есть,
влияние какое-то есть, интеллект есть». Меня подивило слово согласованно — как же так, ведь «иксы»
возникают спорадически? Прохоров, однако, не сомневается, что
согласованности достигнуть удастся: «Есть группы людей, которые
сложились еще в юности, нашли точки соприкосновения в подходе к
жизни. Бывает, встречаешь старого знакомого, с которым не виделся лет
пять, он понятия не имеет, что ты бизнесом занимаешься. Жизнь у вас по-
разному сложилась. Начинаешь с ним разговаривать про жизнь — и
оказывается, что конечные цели вы, в общем, видите одинаково. И это —
достаточное основание для того, чтобы предполагать, что
согласованность какая-то возникнет». Молодые консерваторы. «Вы-то сами возвращаться в политику не собираетесь?» — спросил
я Прохорова. «Пока нет. Я ведь из политики уходил не потому, что не
было вариантов примкнуть к какому-то из лагерей, а просто не хотелось
ни к кому примыкать. Политика — это профессиональное
представительство чьих-то интересов; удерживание баланса, договоры с
противоборствующими сторонами. Может быть, конечно, сподвигнет
меня ситуация к тому, что я вернусь туда, но совершенно иначе, чем в
первый раз — куча добрых намерений, и ничего больше. Вернусь
представлять интересы вот этих самых txt_quote_single_openиксовtxt_quote_single_close. Ведь их круг все время растет. Пока он существует на уровне,
может быть, какого-то даже подполья — сейчас не такая ситуация, когда
они могут объявиться. Когда ситуация изменится? Может быть, завтра, а
может быть, через год. Я не профессионал в политических прогнозах, но
думаю, что я свою роль сыграю, если такой процесс начнется — а он
начнется достаточно скоро». А пока, по мнению Прохорова, контактировать с миром
политики почти бессмысленно — «не хочется никоим образом лить воду
на мельницу этой борьбы, она мне кажется надуманной и просто борьбой
комплексов с обеих сторон. То есть, конечно, реальные интересы там
тоже есть, но я не думаю, что эти интересы могут быть долгими». Тут я не скрыл своих сомнений. Мне-то кажется, что
«иксоподобных» на федеральном уровне не густо, а побеждать и
определять политику ближайших лет будут те, кого видно. То есть нашим
с Прохоровым «иксам» ничего не светит во все ближайшие годы.
Правильно? — «Нет, почему же? Например, Немцов в девяносто первом
году был таким же txt_quote_single_openиксомtxt_quote_single_close. Просто эти ребята входили в политику под
другими знаменами и с другими целями — поколение другое совершенно.
Они идеалисты были в каком-то плане, и когда их идеализм натыкался на
интересы, получалось нечто странное, для меня неприемлемое. Дело в том, что у них не было времени на приобретение
созидательного опыта. Ведь когда мы собираемся вверх, надо же
энергию-то накопить. А там что было? Скачки. Раз — Горбачев,
перестройка. Раз — все козлы-коммунисты, их нельзя никуда выбирать. А
вот этот парень вроде ничего и правильно лозунги толкает — давай его
туда. А он к политике не готовился. У него представление о власти, об
управлении всеми этими процессами было простое: все это не мое,
поскольку этим номенклатура занимается. В том же комсомоле была
какая-то школа жизни — их как-то обучали, к чему-то готовили, то есть
это был все-таки эволюционный процесс. А революционный процесс —
это вон Гайдар-старший в четырнадцать лет начал командовать полком
и, чтобы доказать всему миру, что он чемпион партии, расстреливал
людей каждый день. И нынешние так же топорно действуют. Они пришли с размытой мотивацией — им надо было
коммунистов свергнуть, они с этим и шли. А позитивного-то нет в этом
ничего. Они практически такие же коммунисты семнадцатого года. И вот
— кто-то пристроился, как и тогда, а кого-то в Польше поймали — такое и
получилось поколение. Следующее пришествие молодых будет принципиально
отличаться консерватизмом. У них будет что консервировать. Ведь этот
txt_quote_single_openиксtxt_quote_single_close смотрит, что вокруг него происходит, опыт накапливает ответов на
вопросы txt_quote_single_openпочему так, а не иначеtxt_quote_single_close и txt_quote_single_openчто бы ты сделал, будь ты
ответственен за это решениеtxt_quote_single_close или если бы ты решение это для кого-то
готовил. На этом уровне, я думаю, как-то все будет иначе складываться.
Заявится txt_quote_single_openиксtxt_quote_single_close (или целая группа txt_quote_single_openиксовtxt_quote_single_close) и поймет: достаточно опыта
накоплено; мы знаем, кто у нас есть, кто нам нужен; мы знаем, что нам
нужно, знаем, зачем мы это делаем и на что мы опираемся». Этот момент близок — «иксы» не только руководят малым и
средним бизнесом, но и составляют вторые этажи. Неважно, внутри
больших ли компаний («ведь txt_quote_single_openЛУКойлtxt_quote_single_close — это не только Алекперов»), в
стране ли в целом — «везде идут симметричные процессы». И становится
уже очевидным, что именно «иксы» готовят решения. «Вы посмотрите, —
говорит Прохоров, — если Ельцин на шестом году своего правления вдруг
начинает излагать фрагменты теории потребительского патриотизма,
значит, кто-то из txt_quote_single_openиксовtxt_quote_single_close к нему достучался. Ну и еще по некоторым
телодвижениям, фразам ясно, что решения начинают готовить уже другие
люди, то есть txt_quote_single_openиксыtxt_quote_single_close проявляются». «Так неужели, спрашиваю, раньше близких вам фраз вы сверху не
слышали?» «Нет, здравые фразы поступали, но замотивированы они
были иначе — нельзя, например, сильно огорчать человека, который тебе
дает взаймы. А теперь за такими фразами — сформированные внутренние
интересы». Вот так-то.
Эксперт
1.09.97